Любимые цитаты

Minsk, Belarus

Приятное послевкусие

Любимые цитаты

Полюбившиеся цитаты - это своеобразные указатели, которые в нужное время могут подсказать тебе верное направление

Январь 2017

Многие говорили мне, насколько он стал мягче в последние годы жизни или даже, что, выйдя на пенсию, он стал «почти человеком». Но на самом деле старый Джон всегда был очень человеком — и его тоже можно было ранить.
Чудеса, — пояснила она, — это когда ты пожалуешься мистеру Богу и он отведет тебя назад, чтобы найти то, что ты потерял.
Быть может, в этом-то и состоит проблема взросления — слышать, но не слушать.
Однако у нее всегда находилось время для себя самой, время, когда она просто жила — со всеми сопутствующими тому, чтобы просто жить, сумасшедшинками. Она умела выключаться.
Моя проблема проста. Я не умею верить. Все предельно просто. Если бы я мог, я бы верил, но даже сейчас я не сказал того, что хотел

Если вы хатите знат какая разница между ангелом и челавеком я вам скажу. Ангелу просто забраца внутырь а челавеку нет. Каждый кусочик ангела внутри а каждый кусочик челавека нет и большый кусочек челавека снаружы.
Если ктото тибя любит он пазваляит тибе войти внутырь. Но если он тибя не любит то он не пазваляит.

Что такое? У тебя на лице вскочил и воспалился вопрос.
– Да нет. Мне это в тебе и нравится. Ты помесь человека с радугой.
Прости. Я ему написала, позвонила, он не ответил. Потом ты не ответила, и мои мозги что-то не то из этого сконструировали.
Ваши инструменты превратили слухи, толки и догадки в достоверные мейнстримные коммуникации. И вообще, это какой-то дебилизм.
Кто-нибудь писал записку: «Любишь единорогов и наклейки?» – а ты им: «Ага, обожаю единорогов и наклейки! Веселый смайлик!» В таком духе. А теперь так делают не только школьники, теперь так делают все, и мне порой кажется, что я попал в перевернутый мир, Зазеркалье какое-то, где царит самое наидебильнейшее говно. Мир сам себя оболванил.
– Дело не в том, что я не социален. Я вполне социален. Но ваши инструменты производят неестественные, экстремальные социальные потребности. Никому не нужен такой уровень контакта. От него никому никакой пользы. Он не насыщает. Это как снэки. Знаешь, как создают мусорную еду? Научно вычисляют, сколько именно жира и соли нужно, чтоб ты продолжала есть. Ты не голодна, пищи тебе не надо, пользы она не приносит, но ты поглощаешь эти пустые калории. Вот что вы продаете. То же самое. Бесконечные пустые калории в социально-цифровом эквиваленте. И рассчитываете их так, чтоб они тоже вызвали зависимость.
Если рассеять эту неопределенность – где и кто особым образом коснется тебя вновь, – уничтожишь большинство факторов стресса в этом мире, а может, и волну отчаяния, что уже собиралась в груди.
Отовсюду лезут какие-то третьи люди. Даже лично ты мне рассказываешь, что обо мне думает какой-то неизвестно кто. Мы как будто не бываем одни. Как ни встретимся, рядом еще сто человек. Ты все время смотришь на меня глазами сотни других людей.
Как и все, что вы нам толкаете, вроде красиво, вроде прогрессивно, но чем дальше, тем пристальнее и централизованнее контролируется все, что мы делаем.
Но здесь нет угнетателей. Никто тебя не заставляет. Ты по доброй воле садишься на поводок. И по доброй воле превращаешься в аутистку. Ты больше не ловишь простые человеческие сигналы. Ты сидишь за столом с тремя живыми людьми, они смотрят на тебя, хотят поговорить, а ты пялишься в экран и ищешь фиг знает кого в Дубае.
Ты по двенадцать часов в день торчишь за столом, а результата ноль, только цифры, которых через неделю не будет и никто про них не вспомнит. Твоя жизнь не оставляет никаких следов. Никаких доказательств.
Дикий парадокс в том, что тебе кажется, будто ты в центре всего и от этого твое мнение ценнее, но из тебя самой утекает жизнь.
В мире, где больше нельзя предпочесть зло, не останется выбора, кроме добра. Представляешь?
Тайна провоцирует спекуляции. Не зная, что скрыто, мы гадаем, мы сочиняем ответы.
ТАЙНА ЕСТЬ ЛОЖЬ
ДЕЛИШЬСЯ – ЗНАЧИТ ЛЮБИШЬ
ЛИЧНОЕ ЕСТЬ ВОРОВАННОЕ
<..> в последнее время в «Сфере» много говорят о Полноте, и хотя даже мы, сфероиды, пока не понимаем, что это означает, у меня есть подозрение, что примерно такова Полнота и есть. Взаимосвязанность услуг и программ, которые друг от друга отделяет какой-то дюйм. Мы следим за безопасностью детей, мы следим за их успеваемостью. Мы просто переплетаем эти две нити – и наконец познаем ребенка целиком. Это и есть простота – а также, если позволите, полнота.
И кстати, я хочу поблагодарить всех, кто послал грустные смайлики китайскому правительству в знак протеста против гонений на скульптора и ограничения интернет-свобод. Только из США мы направили более ста восьмидесяти миллионов грустных смайликов, и можно не сомневаться, что это подействует на китайский режим.
Они не хотят веселых и грустных смайликов, им не нужны кваки. Они хотят быть одни. Не под наблюдением. Да блин, никакие услуги не стоят того, чтоб за тобой надзирали.
Находиться за пределами кампуса ей и без того становилось все мучительнее. Снаружи бездомные, а с ними неизбежные и невыносимые запахи, и поломанные машины, и полы, и стулья, которые никто не моет, и куда ни глянь – хаос безалаберного мира.
У нас же десятки тысяч законов. Мы предъявляем к гражданам Соединенных Штатов кучу легитимных требований. Почему нельзя обязать их голосовать? Есть немало стран, где это обязанность.
Послать грустный смайлик в Центральную Америку – это понятно, но запустить его в полет через кампус? Кто ж так поступает? Откуда в мире столько враждебности?
Послать Мэй грустный смайлик, ткнуть пальцем в эту кнопку, вот так выстрелить в нее – это все равно что убийство.
Мерсера можно было спасти – Мерсера спасли бы, – сообщи он, что у него в голове, впусти он к себе Мэй и весь мир. Незнание – корень безумия, одиночества, подозрений, страха.
«Мы все имеем право исчезнуть».
Ну честное слово, подумала Мэй, как бесит, что мы этого не знаем. Это оскорбляет, это обделяет – и ее, и весь мир. Надо бы срочно обсудить это со Стентоном и Бейли, с Бригадой 40. Поговорить про Энни: что за мысли она там себе думает? Почему нельзя выяснить? Мир никак не заслуживает меньшего и ни минуты не желает ждать.

Квадратный астронавт, круглый люк. В этом история всей моей жизни.
Просто мы учимся смотреть на мр и на себя в этом мире по-другому - думать как астронавт. Но чтобы этому научиться, вовсе не обязательно лететь в космос.
Космос - это лишь повод изменить вашу точку зрения.
Сидя на месте никто и никогда не сможет достичь великих целей.
Если вы трое не можете ужиться на Земле, то маловероятно, что вам удастся терпеть друг друга в течение нескольких месяцев, проведённых при отсутствии душа. Или без скотча.
Экспедиционное поведение, когда интересы группы ставятся на первое мест.
Когда мы покидали Землю, на нас смотрели как на героев-победителей. Но когда мы открыли люк и вплыли в МКС, мы стали просто новыми парнями, которые не знают, где что лежит.
Одиночество, как мне кажется, мало связано с местом нахождения. Это состояние души. Самые одинокие люди обычно живут в центре больших и шумных городов.

После завтрака на обеих вдруг напала тоска, которая часто одолевает американцев в тихих уголках Европы. Ни каких-либо внешних побуждений, ни голосов, на которые нужно откликаться, ни обрывков собственных мыслей, услышанных от кого-то другого, и кажется, что сама жизнь остановилась и не идёт дальше
С новыми друзьями, - сказал он, словно изрекая важную истину, - часто чувствуешь себя лучше, чем со старыми.
Потом, в воспоминаниях, все в этой поездке представлялось ей сплошь прекрасным - бывают такие ничем не примечательные часы или дни, которые воспринимаешь просто как переход от вчерашней радости к завтрашней, а оказывается, в них-то самая радость и была.
Она не знала ещё, что блаженство заключено внутри нас; когда-нибудь она это поймёт и растворится в страсти, движущей миром.
...Не возражаете, если я опущу штору?
Пожалуйста. Здесь правда слишком светло...
По крыше машины барабанили капли дождя, а он сидел в темноте, один, со своей любовью.
Мне так нравится быть как все, протянешь руку в постели и чувствуешь, что ты рядом, такой тёплый-тёплый.
От мысли, что сейчас ему придётся встретиться с нею, Дик ощутил свинцовую тяжесть внутри.
Когда возникшее равнодушие доят или просто не замечают, оно постепенно превращается в пустоту.
Человек он порядочный, но без изюминки.
Дику свойственно было рассекать жизнь на части, достаточно мелкие, чтобы их хранить про запас; он понимал, что целая жизнь может вовсе не равняться сумме её отрезков, но когда человеку за сорок кажется невозможным обозреть её целиком.

Читать рецензии

Февраль 2017

Это было невероятно...как будто обо мне книгу написали!
с
Дэбби, как и многие другие мамы, ещё не поняла, что любой может отыскать в интернете что угодно, для этого вовсе не обязательно быть волшебником.
Это же праздник, да? Значит, ты - праздник, который всегда с тобой.
-Просто ты... светлая. С тобой люди чувствуют себя особенными, как будто в них тоже есть свет.

Прежде всего меня поразила широчайшая география его путешествий. Он страдал от ревматизма в Стокгольме и от сквозняков в Каунасе; в Риге он скучал, в Варшаве с ним обошлись в высшей степени неуважительно, в Белграде он не сумел отыскать своего излюбленного сорта зубной пасты. В Риме ему досаждали насекомые, в Мадриде — нищие, в Марселе — клаксоны такси. В Бухаресте у него был неприятнейшего рода опыт с ватерклозетом. Константинополь он находил дорогим и безвкусным.
Бледные, плотного телосложения мужчины в синих мундирах вышагивали по платформе с той смутно зловещей неспешностью, которая вообще свойственна должностным лицам на приграничных станциях. Что-то в них было от тюремных надзирателей. Складывалось впечатление, что никто из нас дальше не едет.
— Такие нынче времена, — изрек мистер Норрис, приняв чашку чая, — тебе мешают жить, а ты мешаешь ложечкой чай.
с
— Дорогой мой мальчик, чего я только в свое время не экспортировал? Мне кажется, я вполне могу сказать, что экспортирую все, что только — э — годится на экспорт.
Ты же как все мужики, существо мягкотелое. Придумываешь себе о людях невесть что, вместо того чтобы принимать их такими, какие они есть. Ты на рот его хоть раз обращал внимание?

Наверное, только в детстве книги производят на нас неизгладимое впечатление. Потом мы приходим в восторг, развлекаемся, можем изменить взгляды, которых придерживались, но чаще находим в книгах всего лишь подтверждение тому, что уже знаем. В них, как в любви, нам льстит наше отражение в чужих чертах.
Такие люди напоминают мне идеи Платона: они не годятся для той жизни, которой мы живем.
Поцелуи меня не интересовали, и если в комнате, где на стене висела ветка омелы, кроме меня, находился еще кто‑нибудь, я старался держаться от нее подальше.
Конечно, писатель должен выбирать «свои» слова, но он не должен их любить, это разновидность самовлюбленности, роковой болезни, влекущей молодого автора к излишествам Чарлза Моргана и Лоренса Даррелла.
Помнишь то ужасное стихотворение, которое ты написал в Оксфорде — об отбивной?
— Конечно, помню, я тогда был влюблен.
— За это многое можно простить, — сказал он, — в том возрасте.
Но у меня и в мыслях не было обременять повествование жалким, пронырливым католиком (скорее всего, скромным последователем сэра Джона Бетджемана), чтобы он украл все сцены, в которых будет участвовать, и даже оставил за собой последнее слово, оттеснив во время похорон Энтони его сестру Кейт. Да, Минти был мне отвратителен, но я ничего не мог с ним поделать.
Хотя, смею сказать, мы все, за редкими исключениями, оказались бы тайной, если бы о каждом написали книгу. «Меня зовут… Я служу в…».
В 1946 году я чувствовал себя совершенно беспомощным. Как мне прежде удавалось переходить от одной сцены к другой? Как ограничить повествование одной, максимум двумя точками зрения? Множество таких технических проблем повергали меня в замешательство, чего никогда не было до войны — тогда решение находилось быстро.
Впрочем, задолго еще до этого взрыва отчаяния я настолько разуверился в себе и в своих силах, что несколько месяцев не мог сдвинуть своего персонажа Уилсона с балкона, сидя на котором он следил, как помощник комиссара полиции Скоби идет по немощеной улице. Сдвинуть его с балкона означало принять решение. С этого балкона и с этого персонажа начинались два совершенно разных романа, и мне необходимо было решить, какой из них я буду писать.
Мой повар, посаженный в тюрьму за колдовство, мой слуга, несправедливо осужденный за лжесвидетельство, деревенский мальчишка, который возник ниоткуда и стал заботиться обо мне так же преданно, как Али заботился о Скоби, отвергая взятки представителя другой секретной службы, СУ, который сманивал его к себе, — неужели они всего лишь обитатели Гренландии? Скажите лучше мужчине, влюбленному в женщину, что она– всего–навсего плод его воображения.
Малайя сама по себе, без партизанской войны, показалась мне скучной так иногда бывает скучна красивая женщина. «Сюда нужно приезжать в мирное время», слышал я со всех сторон, и всякий раз мне хотелось ответить: «Но, кроме войны, здесь нет ничего интересного».
В тот раз я пробыл во Вьетнаме чуть больше двух недель и до отказа «наполнил смыслом каждое мгновенье»

Сначала небесный светоч был размером не больше луны, потом начал расти, расти все быстрее, и рощица задрожала каждым листком. Все живое затаило дыхание, а светлячки вспыхнули ярче, чем когда-либо в жизни: каждый из них понял – совершенно ошибочно, конечно, – что вот наконец-то летит его истинная любовь…
Наверное, им очень забавно каждый раз, когда очередное человеческое существо решает, что оно – центр вселенной, как склонны делать все мы!
– Дело в том, что я отдала сердце другому.
– Мальчишке? Тому, из трактира? С единорогом?
– Да.
– Так отними у него сердце и отдай мне, нам с сестрами оно куда нужнее! Мы возвратим себе молодость и проживем новую эпоху мира. А твой мальчишка только разобьет его, или растратит впустую, или просто потеряет. Они все такие.
Совершенно против нашей воли нас задерживает белый свет.
Ожидай нас в день нашего прибытия.
Но на свете столько всего, чего мы еще не видели… Столько народу, с которым мы не встречались… Не говоря уж о неисправленном зле, не побежденных злодеях, не посещенных достопримечательностях и все такое прочее.
По прошествии празднеств молодой восемьдесят второй лорд Штормфорта назначал постигать азы правления. Он старался принимать как можно меньше решений, но те, которые он все же принимал, были мудрыми – даже если мудрость оказывалась не всегда ко времени

Читать рецензии

Март 2017

Николя, - сказал Колен,- если я сегодня вечером не влюблюсь, и притом по-настоящему, я... Я начну коллекционировать сочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.
Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя в голое плечо.
Входная дверь захлопнулась за ним со звуком , напоминающим шлепок по голой заднице.
Кругом воцарилась гробовая тишина, и он почувствовал,мято отныне весь остальной Минине стоит для него выеденного яйца.
Ализа тихонько стукнула его по спине, и раздался гулкий звук, словно ударили в гонг с острова Бали.
Просто меня интересует счастье не всех людей, а каждого в отдельности.
Надо бы узнать, что мешает выпускать машины. Вероятно, просто не хватает на это времени. Люди тратят все время на то, чтобы жить, а на работу у них не остаётся времени.
Они попивают чаек вприкурку и слабенькие ликеры, благодаря чему им удаётся не думать о том, что они пишут, да ещё люди там то и дело входят и выходят, не кафе, а проходной двор какой-то, а это взбалтывает осевшие в глубине создания мысли, и тогда легко выудить наугад то одну, то другую, и даже незачем отсекать лишнее, стоит только записать их, а заодно и все лишние тоже, да развести пожиже одно в другом.
Вообще-то говоря, мне надо было бы посоветовать вам искать утешения у Бога, но боюсь, что за такую мизерную плату его беспокоить не положено...

Николя, - сказал Колен,- если я сегодня вечером не влюблюсь, и притом по-настоящему, я... Я начну коллекционировать сочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.
Я училась у него ничего не говорить, если сказать нечего.
И вот уже год, как я ежедневно твержу себе, что лучше бы я умерла вместе с ними. Но сердце продолжает упорно биться. И поддерживать во мне жизнь. К великому моему несчастью.
Стабильные отношения между мужчиной и женщиной обречены на провал. Он это представлял себе так: ты влюбляешься, а потом страдаешь, потому что тебя обязательно предадут и бросят.
Место действия не имеет значения - последствия пьянки и похмелье всюду одинаковы.
Мне так и не удалось найти предлог, чтобы отказаться от приглашения Эбби — не говорить же, что для визита к ней мне придется выйти из дому.

Читать рецензии